Константин Богданов, старший научный сотрудник Центра международной безопасности ИМЭМО РАН в интервью журналу “Международное обозрение” рассказал о проблемах ядерного сдерживания в современных условиях высокоточного оружия.
Вопрос: Можно ли выработать какие-то более чёткие критерии, чтобы не опасаться?
“Ну, если мы посмотрим на российские основы государственной политики в области ядерного сдерживания, там прямым текстом сказано, неопределённость в отношении масштаба состава и характера применяемых сил является основой эффективного ядерного сдерживания. Это как раз тот самый принцип, мы не можем давать потенциальному противнику возможности сманеврировать на узком пятачке. Он должен всегда опасаться, что малейшая его дополнительная эскалация приведёт к тому, что проблема моментально перейдёт ядерный порог. Что будет дополнительно сдерживать его уже с таким запасом прочности. С учётом того, насколько связанным и хрупким стал мир за последние 30-40 лет, то те нормативы, которые закладывались там в стратегии ограничения ущерба в конце 50-х начале 60-х годов, когда считалось, ну, ладно, можно нанести удар упреждающий. Нам прилетит ответный, 15-20 миллионов, ну, может это хорошая стратегия. Сейчас такого даже близко нет, потому что полный развал инфраструктуры и логистики приведёт к тому, что эти 15-20 миллионов очень быстро превратятся в 150-200, и тогда это просто не имеет никакого значения.
С другой стороны, на тот момент в конце холодной войны страх был связан именно с количеством ядерного оружия, развёрнутого в тот момент. Ну, стороны имели по 11-12 тысяч только стратегических ядерных зарядов, нацеленных друг на друга на мгновенное практически применение. Но вода дырочку найдёт. Поскольку ещё один из парадоксов ядерной стратегии, это её реалистичность. Если мы не можем применить ядерное оружие потому что противник нас уничтожит, мы боимся, мы не можем. А раз мы его не можем применить, то как противник поверит, что при случае, мы его применим? Парадокс сдерживания именно в этом.
Поэтому нужно придумать какой-либо способ, когда противник поймёт, что мы всё-таки применим ядерное оружие. А это что? Это во-первых, специфические виды потенциала, которые всё менее мощные, всё более высокоточные. Например, оружия театра военных действий, как в середине холодной войны, или сейчас, высокоточные ракеты, которые также можно применять, как и гиперзвуковые, с одной стороны. С другой стороны, нужно понимать, что масштаб применения оружия сильно упал, именно в рамках этих доктрин. Речь уже может идти об одиночных сигнальных применениях. Когда мы применяем оружие, один единственный боеприпас, например, даже над пустынными районами. Не для того, чтобы что-то уничтожить, а в качестве сигнала противнику, хватит,стоп, дальше уже пойдёт по нарастающей. Или это может быть уничтожение второстепенного объекта на военном театре где-то глубоко. Дальше обмен может нарастать, в зависимости от того, как стороны подходят к контролю эскалации. Контроль эскалации, теория многих десятилетий, написаны тома, никто не знает, как ей управлять. Поэтому ещё один парадокс состоит в том, что чтобы не контролировать эскалацию, лучше её не начинать. Потому что в конце уже массированные размены, и не буду говорить гибель человечества, как нам 40 лет назад говорили, назову это аккуратнее, конец цивилизации современного типа”.
